Вот в этот веселый момент и услыхали звук гонга и сиплый вопль глашатая, который уже голос сорвал, созывая учеников к Великому и Могучему, готовому поделиться своими знаниями магу и чародею высшего ранга. Девушки кинулись к глашатаю, возле которого уже топтались трое невзрачных юнцов, неуверенно теребя защитные амулеты, только что купленные у входа на ярмарку у зловещего типа в плаще с капюшоном.

Собеседование было назначено на полночь, так как в это время магические потоки особенно интенсивны. Еле дотерпев до полуночи, девушки побежали по указанному адресу, подпрыгивая от нетерпения, но…

Обратно они бежали не менее быстро и не менее радостно, с одной лишь разницей, хохотали они уже обе, хоть и имели вид при этом растрепанный и комичный. А начиналось все вроде прилично — как положено Великому и Могучему, Высшему и прочему, прочему, прочему, магистр Эммануил имел вид загадочный и зловещий — черная мантия развевалась от ветра в закрытом (!) помещении, на лице плясали багровые отсветы, громовой голос пробирал до костей, а по одеянию то и дело пробегали голубоватые вспышки. Стены залы, где проходило собеседование, были занавешены багровыми полотнами, в воздухе клубился дым (с очень неприятным запахом, кстати). Встречающий приходящих на собеседование горбун грозно зыркнул на опоздавших и запыхавшихся девушек, приложил палец к губам и завел их в эту самую залу минут пятнадцать назад. Все это время подружки неловко топтались недалеко от входа, переглядываясь и украдкой привлекая внимание друг друга ко всяким магическим штучкам, коими изобиловал интерьер — черепа чего-то рогатого на возвышениях по углам (выросшая в деревне Джурайя сразу идентифицировала останки невинно убиенных козочек, но сообщить об этом Эльке не смогла, помня приложенный к тонкому рту крючковатый палец горбуна), развешенные по стенам на подсвечниках амулеты, светящиеся руны на полу и потолке… Чародей в это время говорил о магии внутри каждого из нас, о том, что всего три года назад он был простым лавочником, но, начав активно заниматься, достиг небывалых высот, и вот теперь может и нас этому научить.

— А сейчас, — пророкотал загадочный старец, — я покажу вам верх моего мастерства — левитацию!

Он раскинул руки ладонями вверх, воздел очи и начал медленно, но верно подниматься над полом. Воспарив чуть выше человеческого роста, он полетел над головами потрясенных учеников, некоторые из которых схватились за ярмарочные амулетики, прямо к тому углу, где притулились Джурайя с Элией. От неожиданности Джу шарахнулась назад, нога запуталась в свисающей вдоль стены занавеси, ища равновесия, она решила опереться на стену и… провалилась в пустоту. Джу грохнулась на пол, сверху ее накрыло оборвавшееся полотнище, под задом что-то громко хлопнуло, и залу осветил свет четырех стандартных магических ламп, какие висели в любом трактире. Открывшееся зрелище поразило всех присутствующих больше, чем левитация Великого Магистра: в углу, который нечаянно обнажила Джурайя, за обычным столом сидел бывший горбун, рядом с ним на спинке стула висел плащ с накладным горбом. На углу стола валялись перчатки с крючковатыми пальцами, сверху их увенчивал не менее крючковатый нос. Парнишка (горбун оказался непростительно молод) испуганно таращился на залитую светом и потерявшую магическую загадочность залу, держа в руках уходившую под потолок веревку. На другом ее конце болтался Великий и Могучий, беспомощно дрыгая ногами и бешено сверкая глазами из-под накладных бровей. А на столе ровными рядами лежали амулеты, за крону штучка, некоторые активированные, некоторые ожидающие своей очереди, которые и создавали призрачный свет, клубы дыма, всполохи невидимого огня, громовой голос и прочий балаганный антураж. А своим неловким падением Джурайя раздавила осветительные колбочки, высвободив свет четырех так некстати загоревшихся светильников. «Горбуша», как потом окрестила помощника шарлатана острая на язык Элия, от неожиданности выпустил свой конец веревки, и маг и чародей с оглушительным (теперь уже своим собственным, без магического усиления) воплем грохнулся на пол, едва не зашибив зазевавшегося ученика, остальные благоразумно расступились секундой раньше. С помощью Эльки Джурайе наконец удалось выпутаться из занавески, и они бочком покинули залу, в которой теперь царил веселый переполох и звучал искренний смех пяти несостоявшихся учеников мага.

Все это сейчас рассказывала Элия, а Джурайя, которая все самое интересное пропустила, сидя под занавеской, теперь вытирая слезы и держась за живот, пыталась не отстать от резвой подруги, которая свое уже отхохотала и теперь имела счастье оттачивать свое остроумие на маге-неудачнике, горбуне-перевертыше и учениках, которые судорожно сжимали бутафорские амулетики в надежде, что они защитят их от сглаза рассвирепевшего шарлатана под потолком, а потом и летящего на их головы.

— Ты бы видела эту картину маслом! Никогда не забуду! Им в цирке работать надо — всей суровой командой! Вместе с учениками — а сколько суеверного ужаса в глазах было, когда он, раскинув руки-крылья, летел на них из-под потолка!!! Он ПАДАЕТ, а эти дурики орут: «О, не убивай нас великий волшебник!!!» А горбунок? Ты видела — глазками хлопает, а сам еле сдерживается от смеха! Мне кажется, тот раскатистый смех, когда мы выбегали, был его! Вот мошенник так мошенник, таких поискать еще. А может, он специально веревочку отпустил — чтобы все от смеха померли?

Именно в этот момент их и окликнул густой мужской голос. Веселье как рукой сняло, девчонки, не сговариваясь, рванули на спринтерской скорости, с ужасом слушая приближающийся топот преследователя. Преследователь был странный. Он не требовал ни кошелька, ни тела, ни души.

— Ну девчонки, подождите! Елы-палы, лишили меня заработка и свалили, — канючил голос преследователя. — Да подождите вы! Ничего я вам не сделаю! Я ж по-хорошему — помочь хочу…

— Эльчик?

— Джульчик?

— А ты не знаешь, почему он говорит «девчонки»? По-моему, одна из нас, не будем показывать пальцем, сейчас мальчик…

— Остановимся?

— Все равно догонит — глянь, какой лось.

— Угу. Я с ним сейчас поговорю, ага?

— Угу. Не сжигать же дурачка.

— Чего надо? Ты же торопишься — мама волноваться будет, завтра рано вставать… Иди, малыш, темно, страшно, девки незнакомые ходят — нападут еще, не приведи Единый, изнасилуют? Жуть…

— Ну чего ты издеваешься? Вовсе не весело. Знаете, сколько мы зашибали с Эммануилом каждые выходные? А в ярмарочный сезон — и того больше. Одну осень поработаешь хорошо, зиму можно жить на широкую ногу, а теперь все, накрылась лавочка…

— Не действует? Странно… Слышь, парень, как тебя там, — начала Элька.

— Зови Адрисом — не ошибешься!

— Ладно, будь Адрисом. Тебе чего надо?

— Как чего, две девчонки, одни ночью шарахаются. Вдруг обидит кто. Проводить хотел. Меня-то тут каждая собака знает. Магия меня не берет («Ах вот оно что», — разочарованно подумала Джурайя, состроив сочувствующую рожицу Эльке). А силой от природы не обижен — хвала Единому! Был бы послабее — уже прибили бы по малолетству. Я на этих улицах — сколько себя помню. Пару раз стража вылавливала да в приют сдавала. Только не для меня это — там дисциплина, скучно, девчата.

— А с чего ты взял, что здесь ДВЕ девчонки? — грозно сдвинув брови и обнажив перевязь с ножами, спросила Джурайя.

— Смеешься? Ты пока в занавесках барахталась, так визжала — парни так не визжат. И даже не матюгнулась ни разу. А штанами меня не обманешь — я девку и в доспехах по запаху вычислю («Вроде мылась, странно. Да и не потею я почти, от природы»). Да не принюхивайся, не воняешь. Это не тот нюх. Это Нюх! С большой буквы! Братва говорит, что я бабник, но это неправда. Я просто баб люблю. Да не дергайся (это уже Эльке — она этого мужского внимания с детства объелась — до тошноты), ты не в моем вкусе. Я люблю таких… Таких!.. — Адрис вычерчивал в воздухе замысловатые фигуры, чем-то схожие с гитарой в одном варианте и двумя воздушными шарами — в другом. — А за вами я сначала просто проводить пошел и светиться не хотел. Думал, проведу до дома да уйду тихонько. А как услышал, как вы ржете, так познакомиться захотелось.